19:57 Пал Ботаныч: история с продолжением (Вместо пролога) | |
Многие александрийцы, бывшие ученики школы №2, до сих пор помнят этого человека, хотя он ушел из жизни 8 лет назад, в возрасте 92 лет. Пал Ботаныч — так прозвали школьники учителя биологии Павла Александровича Зимяхина. Дети дают прозвища всем учителям. Или почти всем. И по самому прозвищу можно определить их отношение к учителю. Видимо, Павел Александрович так увлекательно и мастерски преподавал ботанику, зоологию и биологию, что его призвание отображено даже в этом его „школьном имени”.
Говорят, ученики настолько любили его, что радовались, как подарку судьбы, когда Павел Александрович неожиданно приходил на замену. Его караулили возле учительской и считали за честь помочь нести таблицы, чучела птиц, макеты цветов. На его уроках стояла гробовая тишина, а ученики не расходились и на переменках…
… Свои последние годы он доживал в однокомнатной квартирке на седьмом этаже БАМовской девятиэтажки. Когда он выходил за хлебом или неторопливо прогуливался во дворе, на его плечах лежал… роскошный белый кот. Люди с интересом смотрели на этого седовласого старика, всегда углубленного в свои мысли. Немногие соседи знали его имя. А тем более — его сложную судьбу. Павел Александрович Зимяхин был ученым-агрономом, агробиологом-селекционером, учеником легендарного академика Н. Вавилова. Тринадцать лет — с 1940 по 1953-й, лучшие годы жизни — провел он в ГУЛАГовских лагерях. Просто так, ни за что.
Почему мы решили вспомнить о Павле Зимяхине сейчас? Вроде и не круглая дата со дня рождения (столетие было 27 ноября прошлого года), и День поминовения жертв репрессий еще не скоро.
Тему „подбросили” ученики П. А. Зимяхина, собирающие материалы по истории школы №2 для интернет-сайта. Они узнали, что на территории церкви св. Николая Чудотворца (УАПЦ), которая находится по улице Свердлова за зданием горисполкома, активистами Международного общества „Мемориал” и художниками Александрии была возведена часовенка памяти жертв Голодомора и сталинских репрессий. На ней была установлена мемориальная доска Павлу Зимяхину, почетному председателю „Мемориала” и почетному члену Всеукраинского историко-просветительского общества им. В. Стуса.
Для того, чтобы докопаться до сути и найти ответы на извечные вопросы „Кто виноват?” и „Что делать?”, пришлось провести целое журналистское расследование. Но, прежде, чем рассказать о нем, думаю, стоит хотя бы кратко изложить историю жизни Павла Александровича, чтобы читатели смогли по достоинству оценить масштабы личности Пал Ботаныча и тяжесть выпавших на его долю испытаний. Тем более, что рассказывать есть о чем. Итак… Главы жизни Павел Зимяхин родился в 1911 году на Ярославщине в семье лесника. По окончании семилетки учился в фабрично-заводском училище на текстильщика, хотя его всегда тянуло к природе, а не на фабрику, а в школе Павел был юным натуралистом. После училища, как активный комсомолец, он был направлен „поднимать” колхоз. Председатель колхоза посоветовал ему, 19-летнему парню, прибавить себе лет пять, мол, у них в селе в таком возрасте ребята еще без штанов бегают. Однажды Павел стал свидетелем „раскуркуливания” зажиточного крестьянина, и это произвело неизгладимое впечатление на его лирическую натуру (с восьми лет Зимяхин писал стихи). Зайдя в дом, один бедняк сразу же полез в сундук „куркуля”, нашел и надел сапоги. А хозяин говорит пришедшим: „Какой же я куркуль? Посмотрите на мои руки: они в кулак от мозолей не сжимаются. Я с утра в поле, а эти (показал на бедняков) только по улицам шастают, ищут, где выпить” „Ну ты, куркульская морда”, — грубо оборвал его тот, который примерял сапоги. У Павла в душе что-то перевернулось, и с тех пор он стал смотреть на мир другими глазами.
Потом его перевели в Москву в научно-исследовательский институт луговодства и зачислили в состав научной экспедиции младшим научным сотрудником. С экспедициями Павел Александрович побывал на Памире, в Красноярском крае. На исследовательской станции вывел новый сорт морозоустойчивого клевера — „Ярославский-9”. В 1933 году в Ленинграде на Всесоюзных курсах повышения квалификации селекционеров при Всесоюзном институте растениеводства он слушал лекции академика, основоположника научной селекции Н. И. Вавилова. В 1940 году Павел Зимяхин стал студентом Ленинградского сельскохозяйственного института. Но учиться ему не довелось. Это было время разгула сталинских репрессий. Ведущих сотрудников Ярославской селекционной станции во главе с научным руководителем арестовали, как и всех сторонников и учеников Н. Вавилова. Дело в том, что во главе сельскохозяйственной науки СССР тогда стоял Т. Лысенко, доказывавший, что „из сосны можно вырастить березу, а из соловья — кукушку”. Те, кто прекословил, сметались с дороги.
Когда к нему пришли с арестом, Павел сначала подумал, что его снова будут уговаривать возглавить секцию тяжелой атлетики — приглашали уже не раз, увидев, как Зимяхин поднимает штангу и „крестится” двухпудовой гирей. Но его арестовали, обыскали и отвезли в тюрьму, где добивались признания. „В чем я должен сознаться? За мной нет никакой вины”, — убеждал следователя Павел. „Все враги народа сначала так „поют”, а потом „чистосердечно” сознаются во всех грехах”, — последовал ответ. „Что вы такое говорите!? Какой я враг народа?! Моя мать — член Коммунистической партии ленинского призыва!”, — пытался оправдаться Зимяхин. А следователь подвел его к зарешеченному окну кабинета и говорит: „Видишь, сколько людей болтаются по улице и площади? Покажи пальцем на любого — и через пять дней он сознается, что является заклятым врагом народа”. Тогда Павел понял, с кем имеет дело…
На суде ему припомнили, как однажды Павел, увидев у сотрудника детскую книжицу, полистал ее и высказал сожаление, что она напечатана на такой плохой бумаге. В этом судьи узрели клевету на советскую книжную продукцию. Вторым обвинением в клевете стала случайно оброненная Павлом Александровичем шутка: „А вот и колхоз „Напрасный труд”! Кроме этого, у него выпытывали, что он видел подозрительного в действиях сотрудников селекционной станции, о „вредительской деятельности” Вавилова. Павел не сдержался и выпалил, что знает Вавилова как гениального ученого, а следователь не стоит и его мизинца! За дерзость — на три дня в холодный карцер с крысами. Почти все сотрудники Ярославской селекционной станции, кроме трех „стукачей”, были осуждены, как ученики и последователи Н. Вавилова. Зимяхина суд признал „злейшим врагом” и присудил к 10 годам лишения свободы, тогда как другим „дали” по 5–8 лет. „Он молодой, но из ранних. У него все были на поводу”, — таков был вердикт, судей. Павел был этапирован в лагерь усиленного режима в Архангельской области. Тут заключенные рубили лес. Работа изнурительная, а питание — жидкий суп с несколькими зернышками перловки и 200 граммов хлеба в лень. И целый день на лютом морозе. Охранники лыжами протаптывали границы территории для зеков. Шаг за лыжню — стреляют без предупреждения.
На третий год неволи Зимяхин был уже бригадиром. Чтобы спастись от авитаминоза, куриной слепоты и цинги, они с заключенными собирали под снегом листья брусники и заваривали, как чай, жарили над огнем лишайник. Однажды узник с Полтавщины рассказывал, как в урожайный 1933 год в Украине искусственно устроили голод, да такой, что люди ели своих детей! Потрясенный Павел высказал сожаления по этому поводу. За антисоветскую агитацию ему „впаяли” еще десять лет. Три он уже отсидел, а теперь по новой — 10.
На воле шла Великая Отечественная, а в лагере росло число распухших от голода и каторжной работы „доходяг” на которых все махнули рукой. Зимяхин чуть не умер от плеврита, но врач выходил его и сделал медбратом: Павел знал латынь. Лекарств практически никаких, их нельзя было купить даже за деньги, все шло на фронт.
Сын Саша, который родился через три месяца после ареста Павла Александровича, впервые увидел отца только в 9-летнем возрасте, когда вместе с мамой, Фленой Ивановной, приехал к нему на свидание в лагерь под Архангельск. Охранники, которым было скучно в глуши, собрались посмотреть на встречу супругов, которые не виделись почти 10 лет, как на развлечение. Зимяхины обнялись, заплакали, а охранники дико хохотали. „Такие у них, бедолаг, развлечения были, — вспоминала об этом случае Флена Ивановна. — Они ведь тоже, сами того не зная, были зеками. Просто их зона была чуть шире.
После войны в управлении лагерей оценили агроселекционные знания и опыт Зимяхина и даже поручили ему ответственное задание. В лагерь привезли картофель из Германии, сорта Берлинхен. Заключенные сколотили ящики, оборудовали коровник под помещение для яровизации. Женщины тщательно перебрали клубни, уложили их в ящики, где картофель пророс. Посадили. Ухаживали за плантацией. Естественно, все работы велись под руководством Павла Александровича. А осенью собрали рекордный урожай — по ведру отборных клубней с двух кустов. И капусту вырастили на славу — до 20 килограммов кочан. С тех пор с питанием заключенных стало полегче. Люди впервые наелись досыта… Зимяхин был освобожден в 1953-м, после смерти Сталина. В справке об освобождении написано: „Отбывал срок заключения без состава преступления”. Позже Павел Иванович вспоминал: „Через лагеря прошли около 16 миллионов ни в чем не повинных людей. 13 лет отсидеть без состава преступления! Отсидеть с людьми гораздо образованнее, чем я, видеть их страдания… Жене с сыном доля досталась, может, тяжелее, чем мне. Я мучился сам, а они вдвоем с сыном через войну, голод выстояли. Жаль, что я Сашкиного детства не видел. Да разве я один!?”
После освобождения Павел Александрович обходил с фотоаппаратом всю Россию и Украину. Снимал пейзажи, архитектуру. „Проветривал душу после жизни за проволокой”, — говорил он. Гулял по лесам, собирал грибы, увлекался рыбалкой. Был неразлучен с фотоаппаратом. Говорил, что снимал все для людей. В краеведческом музее Александрии многие стенды отдела природы по сей день украшают фотографии Павла Зимяхина. Вторая родина Александрия стала второй родиной для Павла Зимяхина и его семьи. Сперва, сразу после войны, в наш город приехал тесть Зимяхина, а позже — и молодая жена „врага народа” Флена Ивановна. Она преподавала в младших классах школы №5, а позже, вплоть до выхода на пенсию, — в СШ №15. Ее ученики и сегодня помнят эту тихую интеллигентную женщину с грустными глазами. Причину ее грусти они узнали много лет спустя. Тринадцать лет жена и сын Зимяхина ждали весточки от самого родного и близкого человека. Иногда эти весточки шли к ним по полтора года.
После освобождения Павел Зимяхин приехал в Александрию к своей семье. Работал агрономом в селе Ульяновке Александрийского района. За получение высокого урожая в колхозе им. В. Ульянова в 1956 году был участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Позже Павел Александрович закончил Уманский сельскохозяйственный институт и получил квалификацию ученого агронома-полевода.
Во время хрущевской „кукурузации” всей страны Зимяхин не смог смириться с ломкой севооборота и издевательством над землей и ушел работать учителем ботаники и биологии в Александрийскую СШ №2 им. Горького. В школе Павел Александрович проработал 10 лет. Ученики, которых он заряжал своей любовью к природе, просто боготворили своего любимого Пал Ботаныча. За добросовестную работу Зимяхин неоднократно награждался грамотами.
Даже после выхода на пенсию он принимал активное участие в мероприятиях по охране окружающей среды — выступал с лекциями в библиотеках и учебных заведениях. А в 1987 году принимал участие в торжествах по случаю 100-летия академика Н. И. Вавилова. Наш Патриарх Павел Зимяхин был почетным председателем александрийского горрайонного отделения Международного историко-просветительского правозащитного общества „Мемориал”. Председатель Александрийского „Мемориала” Вилен Очаковский вспоминает: „С Павлом Александровичем меня познакомил художник А. Шурдук. Зимяхин с женой в то время жили в захолустном доме без удобств по улице Шевченко. С большим трудом я выхлопотал ему однокомнатную квартиру на БАМе, и Павел Александрович переселился поближе к детям. „Мемориал” помог ему добиться получения денежной компенсации из России за годы, проведенные в заключении без состава преступления. Я называл его „Наш Патриарх”. Это был очень милый, невероятно интеллигентный человек. Обладал потрясающей памятью: знал названия любого растения на латыни.
Выйдя не пенсию, Павел Александрович был вынужден работать сторожем на брикетной фабрике и переплётчиком-надомником: учительского пенсиона едва хватало на скромный прокорм, а хотелось иметь ещё и фонд гостинцев и подарков любимой внученьке Анечке… Вот и стал Пал Ботаныч пенсионером – „заробитчанином”. Заказывал ему переплёты и я. Вот они… лежат передо мной, вызывая щемяще-грустные воспоминания о Друге-духовнике… „Архипелаг ГУЛАГ” и двухтомник „Август четырнадцатого” А. И. Солженицына, „Мир, прогресс, права человека” А. Д. Сахарова, „Воспоминания” Петра Григоренко, „Чёрные камни” Анатолия Жигулина. Если во 2-ой школе будет открыт музейный уголок Пал Ботаныча, я с удовольствием отдам туда эти его работы. Замечу при этом, Пал Ботаныч никогда и ни за какие деньги не переплетал бы произведения авторов, чуждых ему по духу…
И ещё одно воспоминание. Павел Александрович хорошо играл на мандолине. Однажды, на заре александрийской перестроечной демократии, когда мы вместе с ним и другими местными правдолюбами зачинали в ДК шахты „Светлопольская” Александрийский „Мемориал”, а ГК КПСС, олицетворяемый будущим о. Вадимом (Козенко), нам в этом диверсионно „помогал”, я на одной из мемориальских сходок под аккомпанемент Павла Зимяхина спел написанную мной песню, посвященную его Учителю, академику Н. Вавилову. Разумеется, мне было мало аплодисментов, и я возжелал комплимента от Павла Александровича, зная, что кривить душой он не умеет.
— Павел Александрович, как я пою? — Ты поёшь, как козёл, — на полном серьёзе оценил мой вокал Зимяхин ярославским говорком, налегая на „О”…
„Трагедия этих людей в том, что они остались за бортом, — продолжает Вилен Яковлевич. — И вступались за них, принимали активное участие в их судьбе в основном жители России, а не украинские „диссиденты”, оказавшиеся сегодня в политических верхах. Пережившие множество испытаний, бывшие политзаключенные так и не смогли искоренить страх из своих душ. И П. А. Зимяхин не был бойцом. Люди с активной гражданской позицией, болеющие за народ, власти никогда не были нужны…”
Загадочная история с памятной доской
Павел Зимяхин умер 23 марта 2004 года, на 93-м году жизни, похоронен на Новофилипповском кладбище. А 8 апреля 2005 года в церкви св. Николая Чудотворца (УАПЦ) по улице Свердлова состоялся поминальный молебен и открыта мемориальная доска памяти П. А. Зимяхина, установленная на часовне, которая, как и доска, спроектирована художниками Анатолием Шурдуком и Евгением Сидоровым. Те, кто был знаком с Зимяхиным, говорят, выгравированный на граните Павел Александрович получился, как живой — портретное сходство необыкновенное.
„Эта часовенка вместе с памятной доской должна была стать частью историко-мемориального комплекса в честь жертв Голодомора и сталинских репрессий, — рассказал Вилен Очаковский. — Для этого были изготовлены шесть стен, на стенах которых выгравированы мои стихи, на Рудоремонтном заводе отлит колокол. Частичную финансовую помощь оказал мэр С. Цапюк. Почему часовня и доска установлены на территории церкви? В Александрийском „Мемориале” матушка Виктория была моим заместителем, и мы вместе решили, что церковь — наиболее благоприятное место для размещения комплекса. В последние годы П. А. Зимяхин больше уделял внимания обществу „Мемориал”, чем преподаванию, к тому же, был верующим человеком. Установить доску на доме, где Павел Александрович жил последние годы, мы побоялись — ее могли повредить вандалы. А руководство школы №2 инициативы не проявило. Сейчас мы хотели бы перенести доску. Если город выступит с такой инициативой — мы с радостью ее поддержим и передадим доску школе. Если в ближайшее время доску не заберут из церкви, вероятнее всего, мы разместим ее на здании напротив Братской могилы по улице Калинина, 16, где находился офис Александрийской организации МО „Мемориал”, а раньше была церковь. Сегодня „Мемориал” приостановил свою работу. В 90-х разоблачение грехов советской власти было актуально, свежо и интересно для широкой общественности. Сейчас страсти улеглись, и людей куда больше занимает процесс выживания. Тема жертв Голодоморов и репрессий никому не нужна, люди, пережившие эти страшные испытания, забыты…”
Поэму „Дума о Сталине”, посвященную П. А. Зимяхину, можно прочитать на сайте Вилена Очаковского „ПростоПравда”. На том же ресурсе размещено одно из стихотворений Пал Ботаныча „Разрушили храм”.
В настоящее время сама часовня используется для нужд церкви св. Николая Чудотворца, а мемориальная доска, скрытая от людских глаз, находится на хранении у матушки Виктории. „Изначально предполагалось, что доска будет установлена на здании ОУЗ №2, — высказывает свое мнение матушка. — На это предложение В. Очаковский получил отказ. Поэтому мы временно установили доску в церкви, но это было не очень уместно. Мы готовы даже выделить деньги на установку доски на здании школы или в другом месте”. Признаюсь честно: разговор с матушкой запутал меня окончательно. Вроде бы размещение историко-мемориального комплекса на территории церкви было общим решением членов общества „Мемориал”, в числе которых до сих пор значится и матушка Виктория. И тут вдруг: „Изначально планировалось установить доску на здании школы…”
Местные краеведы не смогли припомнить, чтобы кто-либо выносил на рассмотрение городской топонимической комиссии вопрос об установлении мемориальной доски памяти П. А. Зимяхина на здании школы №2 или где бы то ни было еще. Директор ОУЗ №2 Любовь Вотинцева тоже о такой инициативе ничего не слышала. Во второй школе хранятся материалы о Зимяхине — воспоминания о жизни, написанные рукой его жены, фотографии, стихи. В планах на будущее — оформить школьный музей, где Пал Ботанычу будет отведена отдельная экспозиция. Пока что материалы и фотографии по истории школы размещены на интернет-сайте ОУЗ №2. Относительно установки мемориальной доски на здании школы Любовь Сергеевна (кстати, выпускница СШ №2) высказала свое собственное мнение: лично она не против, и если будет на то соответствующее решение местной власти и распоряжение управления образования — пожалуйста, школа с дорогой душой возьмет мемориальную доску на свое попечительство. Место для ее размещения нашлось сразу — к примеру, на фасаде здания со стороны внутреннего дворика, где проходят линейки, рядом с цветущим палисадником. Это было бы очень символично, учитывая любовь Павла Александровича к живой природе. „Я готова принять доску на хранение в школе, если нет другого места, — отметила Л. Вотинцева.— Мы поместим ее в музее истории школы. В прошлые годы в День памяти жертв Голодомора и сталинских репрессий мы с учениками после уроков ходили к памятной доске, возлагали цветы, я рассказывала детям о П. А. Зимяхине, о его судьбе, читала его стихи…”
Вот такая история. Об ученом, влюбленном в свое дело, о его необыкновенной судьбе, о любимом учителе многих учеников СШ №2 и о том, что сегодня уже готовую мемориальную доску его памяти просто негде разместить. Негде, потому что никто не хочет проявить инициативу и выйти с ней на общегородской уровень. Все, вроде бы, не против, но никто не готов сделать первый шаг. На мой взгляд, уместнее всего было бы, если бы этот вопрос подняло общество „Мемориал”, по инициативе которого доска была изготовлена. Но если никто не хочет выступить первым, тогда пусть эта статья станет официальным обращением к власти и топонимической комиссии — пожалуйста, не дайте пропасть памятному знаку, посодействуйте в том, чтобы мемориальная доска Пал Ботанычу была размещена на здании школы №2. Ученики Зимяхина будут вам благодарны. Поверьте, этот человек достоин нашей памяти. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |